Мемуары [Лабиринт] - Вальтер Шелленберг

5. Важные политические сообщения, могущие иметь особое значение для руководителя миссии в той или иной стране, следовало передавать ему для осведомления в срочном порядке. То, что все эти вопросы были урегулированы только в самый разгар этой грандиозной войны, еще раз показало, насколько мы отставали в области разведки от иностранных разведывательных служб. Когда я представил договор на подпись Гейдриху, его немало удивило то, я добился таких успехов в делах с Лютером. Кроме того, он настолько был занят мыслями о своем предстоящем назначении в Прагу, что предоставлял мне все больше и больше свободы в работе, обстоятельство, которое было очень кстати при осуществлении моей программы десяти пунктов. Соглашение, достигнутое с министерством иностранных дел, создало основу для последовательного сотрудничества. (После того, как декретом Гитлера от 12 апреля 1944 года была создана единая тайная информационная служба (разведка. — Прим. перев.), я подготовил проект нового договора с министерством иностранных дел, которые Риббентроп подписал только после длительных, жарких споров. К тому времени Лютер уже был уволен в отставку).

Несмотря на договор, между нами все же возникали неприятные разногласия, вызванные своеобразным «комплексом неполноценности» Риббентропа, болезненно относившегося к проблеме подчиненности. Это, в конце концов, привело к тому, что Гиммлер вступил в открытую борьбу с Риббентропом и однажды дал мне задание осторожно разведать о работе информационного отдела III министерства иностранных дел. Сначала, я медлил с выполнением этого поручения, так как не мог составить себе ясного представления об участке разведывательной работы. Правда, мы знали, что III-й отдел, руководимый неким г-ном маршалом фон Биберштайном, имел в дипломатических миссиях несколько своих сотрудников, в распоряжении которых находились крупные суммы валюты и технические средства связи, но этот аппарат работал с такими перебоями, что информация, поставляемая им в высшие инстанции, стала представлять серьезную опасность, так как руководство неоднократно получало неверные сообщения.

В качестве первой меры руководителем всего информационного отдела министерства иностранных дел был назначен бригаденфюрер СС и министериаль-директор Шт. Однако уже через несколько месяцев ему пришлось уйти с этого поста, так как он передал нам материал, в котором содержались улики против Риббентропа, не подозревая, что один из его сотрудников уведомил Риббентропа об этом. Это привело к ожесточенным столкновениям между Риббентропом и Гиммлером, но все-таки мне тем временем удалось благодаря деятельности Шт. ознакомиться с методами работы информационного отдела.

Теперь III-й отдел возглавил посланник Хенке, однако это не привело к улучшению работы этого учреждения. Чтобы помешать вражеским разведкам поставлять через этот канал дезинформацию, мы вынуждены были даже прибегнуть к довольно жестким мерам. Я представил Гиммлеру и Гейдриху примерно на семьдесят процентов заведомо ложное сообщение о деятельности польского эмигрантского правительства в Лондоне, и вместе с тем распорядился, чтобы оно через подставных людей за рубежом попало в руки «службы Хенке». Через несколько дней Риббентроп передал это сообщение Гитлеру с пометкой «крайне ценно». Гитлер, которому Гиммлер обо всем рассказал заранее, вызвал к себе Риббентропа и проговорил с ним с глазу на глаз целый час. О результатах этой беседы Риббентроп предпочел благоразумно промолчать. Когда вскоре после этого он вызвал меня к себе с докладом — я должен был обсудить с ним проблему организации «пунктов связи» в других имперских министерствах — он спросил меня: «Что вы, собственно, хотите? Не собираетесь же вы организовать службу разведки в других учреждениях, не связанных с вами?» Я попытался разъяснить ему, что такие связи разведки со всеми руководящими учреждениями не в последнюю очередь были бы полезны и министерству иностранных дел, так как это значительно расширило бы базу для получения информации. Чтобы представить ему перспективы в приятном для него свете, я добавил, что тем самым министерству иностранных дел предоставляется наилучшая возможность опираться в своей дальнейшей работе на гигантский аппарат власти, находящийся в распоряжении рейхсфюрера СС. Чтобы исключить подозрения в том, что в этом случае речь будет идти о «насыщении» министерства иностранных дел людьми из СС, я предложил закрепить соответствующего начальника разведслужбы в аппарате министерства иностранных дел.

Риббентроп с замешательством посмотрел на меня. Я заметил по его выражению лица, что он меня не понимает или не желает понять. Когда же я заговорил о технических проблемах — о значении радиосвязи — он почти не слушал меня. Поэтому я переменил тактику. Я стал наступать на него, напомнив о дезинформации и о его разговоре с Гитлером. Я закончил свою речь замечанием, что он волен решать, каким путем идти — с нами или против нас. В этот момент Риббентроп вскипел и запретил высказывать в его адрес такие угрозы. Он постоянно стремился, сказал он, к установлению плодотворного сотрудничества между нами, но теперь он вынужден констатировать, что мы не желаем рассматривать его министерство как самостоятельное ведомство. На мое предложение изложить ему свои мысли еще раз в письменной форме он ответил, взглянув на меня сверху вниз: «Мне этого не нужно».

Я переменил тон и попросил его изложить точку зрения министерства иностранных дел на организацию и методы работы разведки, так как я не могу думать, что «служба Хенке» представляет собой венец его идей в этой области. Этим я угодил в цель. Риббентроп широким жестом откинулся в своем кресле, и я заметил, когда он говорил, как спало с него напряжение. Мне следовало бы больше подумать о его тщеславии и вообще нужно было бы сначала дать ему высказаться. Его соображения в общих чертах выглядели так.

Он стоит на той точке зрения, что нам необходимо привлечь к этой работе десять-двадцать особо способных, в первую очередь, зарубежных сотрудников. Этих людей следует столь щедро снабжать финансовыми средствами, чтобы они смогли добывать в крупных средоточиях политической жизни планеты всевозможную информацию, имеющую исключительно важный характер. Детали имеют, по его мнению, в широкой внешней политике несущественное значение, в первую очередь следует уделять главное внимание принципиальным вопросам, а их следует своевременно распознавать. Он заметил также, что я мог бы войти в состав сотрудников министерства иностранных дел, чтобы посвятить себя созданию в рамках министерства разведывательной службы, как он себе ее представляет. Этот поворот разговора я обошел, попытавшись осторожно намекнуть ему на ошибочность его представлений о задачах разведки. Теперь его лицо вновь стало поразительно усталым. Позднее я сообщил о своих наблюдениях профессору Де Кринису. Он считал, что здесь дело в тяжелых функциональных нарушениях организма, обусловленных не только состоянием нервной системы, но заболеванием почек.

Наш разговор перешел на самые различные, не связанные друг с другом темы. Риббентроп попросил меня передавать ему все сообщения о Франции и Французской Северной Африке. Он целиком отрицательно относился к желанию маршала Петэна освободить находящегося в крепости Кенигштайн пленного генерала Жиро, чтобы назначить его генеральным президентом в Марокко. Затем он в пух и прах разнес генерала Франке, а потом перешел к содержанию доклада, в котором я предлагал создать арабскую лигу, подпольное движение, которое охватывало бы район от Северо-Западной Африки, включая Тунис, до Египта. Главным посредником в осуществлении этого плана был арабский националист Фаузи Каузи. Мне необходимо было всеми силами способствовать развитию этого движения. Я уже обязался снабдить арабов деньгами и боеприпасами. Однако гораздо большее значение имела для меня политическая сторона моего предложения, не в последнюю очередь предусматривавшего создание во всей Северной Африке предпольных укреплений для нашей разведки. Я считал этот план исключительно важным ихотел воспользоваться всеми материальными и политическими возможностями рейха. Чтобы прикрыться со всех сторон, я ознакомил сэтой идеей Гиммлера, который обсудил ее с Гитлером. Гитлер же распорядился обсудить этот вопрос, как имеющий большое политическое значение, первоначально с Риббентропом. Риббентроп выступил против моего плана, обосновывая это тем, что это заставит нас слишком далеко вклиниться в сферу влияния Италии. Затем последовало решение Гитлера: «По согласованию с Риббентропом отклонено».

Теперь Риббентроп явно стремился убедить меня вправомерности своего отрицательного отношения к моему плану, ссылаясь на свои беседы с Муссолини и итальянским министром иностранных дел Чиано. Разумеется, следовало учитывать интересы Италии в официальной внешней политике рейха, но тем временем североафриканский район приобрел такое большое значение, что у нас были все основания для того, чтобы изменить свою политику и прибегнуть к помощи разведки. Я попробовал убедить Риббентропа в том, что не следует бояться нашей компрометации на международной арене. Операцию следует с самого начала так направить, чтобы в случае неудачи не было никаких следов — а в случае, если это не удастся, представить все предприятие делом рук «группы безответственных политических фантазеров». Если, кроме того, интересы рейха потребуют отмежеваться от своих сотрудников, мы не должны останавливаться перед выдачей их в руки правосудия. Примером здесь может служить путч «железной гвардии» в Румынии.